Былинный цикл — Фонд художника К. Васильева

Авдотья Рязаночка

Авдотья Рязаночка

Былина, а может быть и легенда об Авдотье Рязаночке, связана с нашествием Батыя и разорением Рязани в 1237 году.

Плачет рязанская баба «Авдотья женка Рязаночка», плачет над пепелищем разоренной Рязани, плачет по малому сыну, по мужу, по брату, угнанным в полон Ханом ордынским, сотворившим внезапный и жестокий набег на «Рязань – город подлесную»-

«…И полонил он народу сорок тысячей,

Увел весь полон во свою землю…»

Пошла Рязаночка в Орду, идет неделю, идет месяц, год идет, одна-одинешёнька по страшной дороге:

«…Мелкие-то ручейки бродом брала,
Глубокие реки плывом плыла,
Широкие озера кругом обошла.
Чистые поля разбойников ополночь прошла —
Ополночь разбойники опочив держат;
Темные леса, лютых зверей ополден прошла —
Ополден люты звери да опочив держат…»

Но дошла-таки, предстала перед грозным Ханом ордынским. Могучий Хан принял и выслушал Авдотью, подивился ее смелости, упорству и удачливости, но отдать всех троих её сродников отказался. Видимо, проверяя её, он сказал:

«Выбирай из трёх одного – либо сына, либо мужа, либо брата!»

Ужаснулась Авдотья, но делать нечего, надо выбирать… Из трех одного… И рассудила так:

«Мужа взять – так муж у меня еще может быть…,,
Сына взять – так и сын у меня еще может быть…
А вот брата взять – так брата больше не может быть!»
…
«Отдай Хан брата мне!»

– сказала она – и суровый Хан порасплакался… В недавнем бою, в хищном набеге был убит его младший брат… И отдал Хан Авдотье весь полон рязанский –

«Мужиков и баб сорок тысячей…»

Алёша Попович и красна девица

Алеша Попович и красна девица

Алёша Попович – как младший входит третьим по значению в богатырскую троицу вместе с Ильёй Муромцем и Добрыней Никитичем. В народном сознании Алёша приобрел черты не только храброго воина, но и этакого удалого молодца, балагура, волокиты, а порой и хитреца, способного, нарядившись каликом перехожим, одолеть врага если не силой, то смекалкой и умом, а иногда и песнями.

При написании картины К. Васильев воодушевлялся и стихами А.К. Толстого «Алёша Попович». Вот отрывки из этого стихотворения.

Кто веслом так ловко правит
Через аир и купырь?
Это тот Попович славный,
Тот Алеша-богатырь!

За плечами видны гусли,
А в ногах червленый щит,
Супротив его царевна
Полоненная сидит.

Он весло свое бросает,
Гусли звонкие берет —
Дивным пением дрожащий
Огласился очерет.

Звуки льются, звуки тают…
То не ветер ли во ржи?
Не крылами ль задевают
Медный колокол стрижи?

Взором любящим невольно
В лик его она впилась,
Ей и радостно и больно,
Слезы капают из глаз.

Любит он иль лицемерит —
Для нее то все равно,
Этим звукам сердце верит
И дрожит, побеждено.

Бой Добрыни со Змеем

Наибольший интерес К. Васильев проявлял к княжеско-дружинному, или богатырскому героическому эпосу.

Былины эти во многом историчны и повествуют о воинских подвигах дружинников-богатырей в боях со степными кочевниками: хазарами, половцами, печенегами.

Художнику по-своему представлялся образ Добрыни Никитича, олицетворяющего собой символ благородства, отваги, бесстрашия. Само имя «Добрыня» обрисовывает нрав богатыря. Душу героя, страдания его сердца за все живое на земле передают строки из былины:

«Как же мне не заступиться за своих родных,
За своих родных, сердцу близких?
За своих собратьев, за весь белый свет?»

Сохранилось несколько вариантов картины «Бой со Змеем». На них Добрыня изображен, совершающий свой ратный труд. Перед нимпредстает реальный враг во плоти – Змей Горыныч. Художник мастерски передает напряжение боя: огонь из пасти, будто выжигающий все живое,блеск стали в руке богатыря. Долог бой. Но нельзяДобрыне пустить на землю русскую рать змеиную…Один на заставе, речке Смородине, на Калиновом мосту бьётся он с коварным Змеем. Художник показывает величие подвига богатырского, который явил Добрыня Никитич, освободил из пещер пленных стариков и деток малых, бабушек и молодушек, княжну Забаву Путятишну.

Вольга и Микула

Былина о Вольге, о встрече его с могучим пахарем-оратаем Микулой Селяниновичем: выехал как-то Вольга со своей дружиной во чисто поле, и услышали они во поле оратая:

Как орет в поле оратай посвистывает,
Сошка у оратая поскипливает,
Омешики по камешкам почиркивают…
Ехали они до оратая день, ехали другой,
А на третий еще до пабедья
Наехали в чистом поле оратая.
А орет в поле ратай понукивает,
С края в край бороздки паметывает,
В край он уедет – другого не видать.
То коренья-камнеья вывертывает,
Да великия он каменья вси в борозду валит.
У ратоя кобылка соловенька,
Да у ратоя сошка кленовая,
Гужики у ратоя шелковыя,
Омешики на сошке булатныя…
…Тут проговорит Вольга Святославгович:
«Ай же ты оратай-оратаюшко!
Как-то тебя да именем зовут,
Нарекают тебя по отчеству?»
Тут проговорил оратай-оратаюшко:
«Ай же ты Вольга Святославгович!
Я как ржи-то напашу да во скирды сложу,
Я во скирды сложу, да домой выволочу,
Домой выволочу, да дома вымолочу,
А я пива наварю, да мужиков напою,
А тут станут мужички меня похваливать:
Молодой Микула Селянинович!»

Встречу Вольги и Микулы и изобразил здесь художник. Могучая фигура хлебопашца написана им с большой симпатией: сила могутная первородная слышиться во всем его облике, и далеко до этой силы славному Вольге Святославговичу.

Вольга и огненный меч

Жил Святослав девяносто лет,
Жил Святослав, да переставился.
Остовалось от него чадо милое,
Молодой Вольга Святославгович.
Стал Вольга ростеть, матереть,
Похотелося Вольги да много мудростей:
Щукой-рыбою ходить Вольги во синих морях,
Птицей-соколом летать Вольги под оболоки,
Волком рыскать во чистых полях.

Богатырь родился «в городе во Чернигови…не простого он роду был-боярского». Выдавал он себя за племянника и крестника киевского князя Владимира. Вольга (Волхв) Всеславьевич появился на свет от княжны Марфы Всеславьевны. Едва родившись, он уже говорит «как гром гремит», его пеленают «в латы буланные», кладут в колыбель «злат шелом» и «палицу в триста пуд». В семь лет чудо-ребенок постигает грамоту, а к десяти годам разные хитрости-мудрости. Вольга владел сокровенным знанием и мог, сказав заветное слово, обратиться в муравья, принимал, если требовалось облик волка, оленя, барана, сокола, щуки. Создавая образ русского былинного героя, Васильев указал на его преемственную связь с древним славянским богом Сварожичем – бога огня и огненных ремесел. Видимо художник считал в силу каких-то внутренних симпатий, что наиболее зримый и мощный символ – это огонь как дар, низведённый на землю.

Богатырь передает небесный огонь людям, поражая своим мечом всякую скверну и возжигая жаждующие гореть сердца. Кольчуга с большим стальным диском на груди – символом солнца. За спиною трепещет, словно стяг, огненно-красный плащ, в левой руке – большой круглый щит с изображением волчьей головы. Все остальные облики, который мог принимать Вольга – щука, баран, сокол – обрамляют картину.

Дар Святогора

Святогор в восточнославянской мифологии богатырь-великан, «выше леса стоячего, ниже облака ходячего». Тяжести Святогора не выносит Мать Сыра Земля. Он не ездит на святую Русь, а живет на высоких Святых горах, при его поездке Мать Сыра Земля потрясается, леса колышутся и реки выливаются из берегов. Святогор – древнейший русский богатырь, могучий, божественный и дохристианский.

На картине художника мы видим как загадочный великан передает свой заветный меч первому из богатырей русских – Илье-Муромцу со словами: «А теперь прощай мой меньший брат, возьми мой меч-кладенец, владей силой моей богатырской…». Существуют многочисленные варианты былины об этом событии, но главное, что К. Васильеву удалось выразить идею, что истинному богатырю русскому необходимо единство силы телесной и духовной.

Картина написана гуашью со следами простого и цветного карандаша. Гуашь ярко высвечивает пурпурно-красный щит и другие элементы композиции, придавая ей удивительную объемность. Есть и вариант картины в масле. Работа выполнена в 1974 г и открывает былинный цикл из двух десятков картин.

Илья Муромец и голи кабацкие

Илья и голь кабацкая

Славныя Владымир стольнёкиевской
Собирал-то он славный почестен пир
На многих князей он и бояров,
Славных сильных могучих богатырей;
А на пир ли-то он не позвал
Старого казака Ильи Муромца.
Старому казаку Илье Муромцу
За досаду показалось-то великую,
Й он не знает, что ведь сделати
Супротив тому князю Владымиру.
И он берет-то как свой тугой лук розрывчатой,
А он стрелочки берет каленыи,
Выходил Илья он да на Киев-град
И по граду Киеву стал он похаживать
И на матушки Божьи церквы погуливать.
На церквах-то он кресты вси да повыломал,
Маковки он залочены вси повыстрелял.
Да кричал Илья он во всю голову,
Во всю голову кричал он громким голосом:
«Ай же, пьяници вы, голюшки кабацкии!
Да и выходите с кабаков, домов питейных
И обирайте-тко вы маковки да золоченыи,
То несите в кабаки, в домы питейные,
Да вы пейте-тко да вина досыта».

В этой картине художник изображает как бы себя, переносясь вместе со своими друзьями в те стародавние времена, когда сильные богатыри садились после тяжелых сражений за стол дубовый, чтобы отведать браги медовой, поесть сытно да порассказать о своих подвигах ратных. Художник смело отождествляет себя с гигантом-богатырем, который раскинул руки и объял ими всю «голь кабацкую». В лицах мужиков, которые тесно прижимаются друг к другу легко можно угадать лица друзей художника – Олега Шорникова, Анатолия Кузнецова, Геннадия Пронина. В руке гиганта-богатыря шлем огромный, полный вина. Этим вином весь белый свет напоить можно. В открытом, улыбчивом лице богатыря читается: «Вот он, весь я перед вами. Берите от щедрот моих». Работа была написана для былинного цикла в 1974 г. в технике гуашь.

Илья освобождает узников

На картине художника мы видим, что почти всю ее площадь занимают ступени темницы. Эти ступени ведут снизу вверх к распахнутым Ильей Муромцем дверям тюрьмы. Главного героя художник изобразил как символ освобождения – мощно, как монумент. И этот же дух свободы ворвался в сырой подвал, и потянулись к свету узники: некоторые робко, а двое – решительно. На переднем плане картины они протянули руки навстречу своему освободителю и готовы идти на подвиг. А кто-то уже смирился со своей участью.

Художник мастерски передал настроения людей в этой работе. Она была написана художником в 1974 г. в смешанной технике: гуаши и пастели.

Поединок Пересвета с Челубеем

Перед началом Куликовской битвы, когда татарские войска выстроилась перед русскими полками, от каждой из сторон вышли на поединок два воина. От татар был Темир-мурза (Челубей), а от русских вышел инок Александр Пересвет. Вышли они, чтобы по древнему обычаю сделать почин великой и кровавой битве: «Сел на коня своего и устремился на татарина Пересвет…, ударились крепко копьями так они, что те преломились и оба упали с коней своих мертвыми на землю». Эпизод этот дошел до нас в летописном предании.

Художник К. Васильев на своей картине передает историческую значимость события, символически сравнивает богатырей с соколами, что изображены на картине сверху, прорабатывает и прописывает детали: кольчугу, доспехи воинов, преломившиеся копья. Момент напряженного ожидания войсками результата поединка передается на картине и через мглистые облака над полем Куликовым, и через волнующее движение травы под ветром.

Рождение Дуная

Во славном городе во Киеве шел честной пир-свадьба. Венчались две пары — сам Владимир Красное солнышко с Опраксой Путятишной да славный богатырь Дунай Иванович с удалой поляницей Настасьей Микулишной. На широком пиру во хмелю гости предаются похвальбе. Дунай в череду с другими богатырями хвалится своей меткостью во стрельбе из лука, а его жена поговаривает только: “На выстрел нет лучше Настасьи королевичны”.

Дунаюшка и Настасья устраивают богатырское соперничество, хотят стрелочки каленые стрелять. Настасья королевична первая стреляла и все разы попадала в обручальное колечко, что находилось у Дунаюшки на хмельной головушке. И стрелил Дунаюшка Иванович. Да первой раз перестрелил, а второй раз не дострелил и стал сызнова Дунай метиться. Тогда взмолилась королевична: “Не погуби Дунаюшка, у меня во чреве младенец есть – такого младенца во граде нет: по колен ножки-то в серебре, по локоть руки-то в золоте, по косицам частые звездочки, а в теми печет красно солнышко!” Но пущает Дунай стрелочку в колечко, да промахивается. Пала Настасья замертво. Тут с Дуная хмель-то и спал, распластал он ей чрево, да дивился светозарному младенцу. Наставил тогда Дунай меч тупым концом во сыру землю, а на острый конец пал ретивым сердцем. Где пала Дунаева головушка, там протекла Дунай-река, а где Настасьина головушка, там речка Настасья. И слилися они во едину реку Дунай.

Чтобы родилась великая река нужна была жертва, хотя отчасти и нелепая и случайная. Из силы характеров богатыря и богатырши рождается новая сила – вечная сила – река Дунай. Для народов Руси река Дунай всегда имела большое значение: иногда Дунай течёт под Киевом, заменяя Днепр; в других случаях Дунай заменяет Дон, Днестр или Десну, становясь нарицательным именем.

Сюжет этой былины привлекал К. Васильева в течение нескольких лет. Известно несколько эскизов и вариантов этой работы, свидетельствующих об упорном поиске, который и завершил художник созданием большой картины, представленный вашему вниманию.

Садко на дощечке кипарисовой

Однажды бедный гуслярСадко пошел к Ильмень-озеру и стал играть на своих гуслях на пустом берегу. Неожиданно из озера показался сам царь морской, который объявил, что «утешен» игрой гусляра и хочет его наградить. Получив наставление морского царя, Садко отправился в Новгород и побился о заклад с тремя богатыми купцами, утверждая, что в Ильмень-озере есть чудесная «рыба-золоты перья». Выиграв заклад, Садко стал торговать и разбогател так, что скупил все товары в Новгороде — «худые и добрые».

После этого Садко нагрузил товарами 30 кораблей и поехал торговать за море. На обратном пути корабли вдруг остановились посреди моря, и разразилась буря.

На синем море сходилась погода.
Застоялись червлёны корабли на море.
А волной-то бьет, паруса рвет.
Ломает корабли червлёные;
А корабли не идут с места…

Садко догадался, что это морской царь требует дани, бросал в море бочки золота, серебра и жемчуга, но напрасно; тогда решено было, что царь морской требует живой головы. Жребий выпал на Садко, который, захватив с собою гусли, велел спустить себя в море на дубовой доске (кипарисовой) и очутился на дне морском, в палатах морского царя.

Говорит царь таковы слова:
— Ай же ты, Садко-купец, богатый гость!
Век ты, Садко, по морю езживал,
Мне, царю, дани не плачивал,
А нонь весь пришел ко мне во подарочках.
Скажут, мастер играть в гусельки яровчаты;
Поиграй же мне в гуселькияровчаты.
Как начал играть Садко в гуселькияровчаты,
Как начал плясать царь морской во синем море,
Как расплясался царь морской.
Играл Садко сутки, играл и другие
Да играл еще Садко и третии —
А все пляшет царь морской во синем море.
Во синем море вода всколыбалася,
Со желтым песком вода смутилася,

От буйной пляски царя взволновалось сине море, корабли начали тонуть, погибло много людей. По молитвам терпящих бедствие сам святой МиколаМожайский (Николай Чудотворец), заступник путешествующих по воде, явился к Садко и научил его, как обойтись с морским царём. Садко сначала прекратил игру, оборвав струны гуслей, а когда морской царь потребовал, чтобы Садко женился на морской девице, выбрал из 900 претенденток самую последнюю — девицу-красавицуЧернавушку. После свадебного пира Садко «не творил блуда» с молодой женой, а заснув, он проснулся уже на земле — на крутом берегу реки Чернавы близ Новгорода. В это самое время он увидел, что по Волхову подъезжают его корабли. В благодарность за спасение Садко построил церковь Миколе Можайскому, а «на сине море» никогда уже более не ездил.

Садко и владыка морской

Картина написана как иллюстрация-парафраз к былине А.К. Толстого «Садко» (1872 г.), к тому сюжетному моменту, когда новгородский купец, путешественник, гусляр и поэт Садко тешит морского царя разудалой и «разымчивой» игрой на звончатых гуслях. Раззадорившись, расходившись, царь ударился в пляс.

Ударил Садко по струнам трепака,
Сам к черту шлет царскую ласку,
А царь, ухмыляясь, уперся в бока,
Готовится, дрыгая, в пляску;
Пустился навыверт пятами месить,
Закидывать ногу за ногу;
Откуда взялася, подумаешь, прыть?
Глядеть инда страшно, ей-богу!
Бояре в испуге ползут окарачь,
Царица присела аж на пол,
Пищат-ин царевны, а царь себе вскачь
Знай чешет ногами оба пол.
Поет и на гуслях играет Садко,
Поет про царя водяного:
Как было там жить у него нелегко
И как уж он пляшет здорово;

Однако, при всем гостеприимстве владыки, тосковал Садко по земной жизни. И хитростью он порвал струны, приведя царя в ярость. Когда разбушевалось море от гнева владыки, Садко, завертевшись в поднимавшемся вихре пучины, вместе с волнами вернулся на берег.

Такова версия былины по Алексею Константиновичу Толстому.